Ты бросаешь в мое сердце, как в собственный тайник, свои страдания и свои боли, разбитые надежды и своё отчаяние. Свою жестокость и животные инстинкты. Весь кошмар, всю гразь своего существования. Какое тебе дело, чего ты меня мучаешь? Ты хочешь быть моим господином, хочешь взять меня... мои руки, мой ум, мою волю и мое сердце... Ты хочешь высосать меня, всю мою кровь, как вампир. И ты это делаешь. Я живу не так, как хочу, а как ты мне говоришь в твоих бесчисленных "нужно", в бесконечных "должен".
Я устал.
Меня утомили люди. Мне надоело быть заездом, где вечно толкутся те создания, кричат, суетятся и мусорят. Откройте окна! Проветрите помещение! Выбросите вместе с мусором тех, кто мусорит. Пусть войдут в дом чистота и спокойствие.
* * * Я не боюсь тебя, ночь. Эта осень сожрала меня дотла. Устремляется время прочь, в Нотр-Дамском соборе все шепчутся колокола. Я не боюсь тебя, ночь. Я ползу по осколкам своей души. Как-то в прошлом ты пела, цыганская дочь: «Уходя - уходи, на войну и на пенсию не спеши». Я не боюсь тебя, ночь. Я боюсь голосов, вечно плачущих в темноте. Отче наш, голову не морочь. Я не держу удара, не знаю дорог к мечте. Я не боюсь тебя, ночь… Я герой не своих страниц. Пляшет огонь в междустрочье, и пепел падает ниц, Осыпается черным сахаром меж ресниц - и шипит, что не видно лиц, Из не-закрытых подвалов моих темниц. …Время – октябрь и точка. На окнах свернулась грусть. Я не боюсь тебя, ночь. Я уже ничего не боюсь.
Хиггинс. ...я веду себя точно так же, как полковник Пиккеринг.
Элиза. Неправда. Полковник Пиккеринг с цветочницей обращается как с герцогиней.
Хиггинс. А я с герцогиней обращаюсь как с цветочницей.
Элиза. Понимаю. (спокойно отворачивается от него и садится на тахту, лицом к окну) Со всеми одинаково.
Хиггинс. Вот менно.
Элиза. Как мой отец.
Хиггинс(с улыбкой, немного смягчившись). Я не вполне согласен с этим сравнением, Элиза, но всё же признаю, что ваш отец далёк от снобизма и легко свыкается с любым положением, в которое его может поставить его прихотливая судьба. (Серьезно) Секрет, Элиза, не в умении держать себя хорошо или плохо или вообще как бы то ни было, а в уменье держать себя со всеми одинаково. Короче говоря, поступать так, будто ты на небе, где нет пассажиров третьего класса и все бессмертные души равны между собой.
Элиза. Аминь. Вы прирожденный проповедник.
Хиггинс(раздраженно). Вопрос не в том, плохо ли я с вами обращаюсь, а в том, видали ли вы, чтобы я с кем-нибудь обращался лучше.